Режиссер «Артиста» Мишель Хазанавичус снял комедию «Папина дочка» — со звездой фильма «1 + 1» Омаром Си Мы поговорили с автором о семейном кино, в котором есть место для печали

В прокат вышла «Папина дочка» — семейная комедия режиссера оскароносного «Артиста» Мишеля Хазанавичуса. После двух шпионских комедий об агенте 117, драматического антивоенного «Поиска» и постмодернистского байопика «Молодой Годар» он вернулся к более традиционному жанру. Его новый фильм — история любящего отца (звезда «1 + 1» Омар Си), который рассказывает дочке на ночь сказки и неизменно предстает в них принцем-спасителем. Но однажды девочка вырастает, и в волшебном королевстве появляется новый принц. С автором «Папиной дочки» накануне премьеры поговорил кинокритик «Медузы» Антон Долин.

— Откуда пришла идея этого фильма, несколько необычного для вас?

— Из моей жизни. У меня четверо детей, и тема ребенка, который вырастает и прощается с детством, глубоко меня трогает. Тем более что за самим процессом я наблюдаю в разных вариациях уже лет пятнадцать. Оставалось придумать форму для разговора об этом: мне хотелось сделать вполне коммерческий, доступный, жанровый фильм, но избежать любого цинизма, сохранить какое-то детское простодушие и прямоту. Вам судить, получилось ли у меня. Я начинал работать в конце 1980-х на телевидении, и тогда всепроникающая ирония казалась абсолютной ценностью. С тех пор многое изменилось. Отказаться от иронии совсем я не смог, но я постарался использовать ее иначе, с большей деликатностью и тонкостью. 

— Как вы конструировали этот мир детских снов, в котором блуждают ваши герои? Я вспоминал о мультфильмах Pixar. 

— Они в Pixar потрясающие — взяли и изобрели заново семейный кинематограф! Не исключаю, что я ненамеренно что-то позаимствовал из «Истории игрушек», у меня в фильме есть и ковбой, и кукла. Но об осознанном конструировании по их модели или прямом цитировании речь не шла. Технически и с точки зрения бюджета у нас не было тех возможностей, которые мог бы дать Голливуд, поэтому мы не стремились к визуальному совершенству и богатству. Наоборот, мой герой — потомок иммигрантов, выросший в предместьях, и выдуманное королевство выстроено из его персональных фантазий и представлений о красоте. Его принц — нечто вроде Сверх-Я в этой вселенной. Нет, это не диснеевская вселенная, здесь все смешалось: реальность, сказки, поп-культура, супергерои.

— Женщины в «Папиной дочке» значительно умнее мужчин. 

— Как, боюсь, во всех моих фильмах. Не то чтобы за этим была какая-то осознанная феминистская политика… Просто и в жизни это так. Женщины более зрелые и умные. А мои мужские персонажи всегда немного идиоты. Чуть больше, чуть меньше, но идиоты. Только женщины могут показать им путь. Зато мужские роли в моих фильмах, вероятно, интереснее женских именно поэтому. Не знаю, почему так получается. Я это не могу контролировать, само выходит так. 

— Как вы отнеслись к демаршу Адель Энель на вручении премии «Сезар»?

— Блестящий политический акт. Для меня это чрезвычайно важно — чтобы кто-то показал мужчинам, обладающим властью: им больше не гарантирована безнаказанность. И второе: жертвы должны перестать бояться говорить вслух и громко. Я рад, что эти процессы начались. И мне все сложнее в любой ситуации защищать Романа Поланского, хоть он и остается для меня одним из величайших режиссеров; надо разделять фильмы и личность их создателей. Но при этом не вижу причин хоть как-то недооценивать свидетельства жертв. 

— Все ваши фильмы чрезвычайно разные. Это случайность или осознанная задача — все время пытаться делать нечто новое?

— Лично мне кажется, что я остаюсь честным на сто процентов в каждом фильме. Конечно, многие режиссеры делают всю жизнь один и тот же фильм, не могут и не хотят изменять персональному стилю. А мои картины скорее связаны тематически. «Папина дочка», как мне кажется, напрямую следует «Артисту». Немного нелепый, хоть он сам этого и не понимает, герой живет в пространстве кинопавильонов — здесь так оформлена придуманная им волшебная страна. Улавливаете параллель? И я вновь стараюсь быть искренним и рассказывать о чем-то чрезвычайно для меня важном и личном. 

— Видите себя в этом персонаже? И в других ваших героях — вплоть до Годара? 

— Какой бы фильм я ни снял, он будет обо мне, но я специально об этом не думаю, к этому не стремлюсь. Этот эффект не зависит от меня, он приходит сам по себе. Например, мой страх быть брошенным и оказаться ненужным близким… И в жизни, и в кино. Вы найдете его во всех моих героях. Персональная фобия, не иначе. 

— Да, за комедийным фасадом часто ощущаются тревога, тоска, испуг. 

— Любую комедию можно пересказать как трагедию. Комедия вовсе не обязательно связана со счастьем и радостью жизни. Всегда есть подспудная драма. Тем не менее на этот раз я все-таки снял комедию, прошу об этом не забывать! В целом «Папина дочка» — это фильм о принятии другого, о признании за другим права на собственную жизнь, вкусы, взгляды, выбор. Надо признать, что ваш ребенок существует и сам по себе, а не только как часть вашей судьбы. Однако каждый отец стремится к доминированию, других не бывает. 

— Насколько очевидным был выбор Омара Си на главную роль? 

— Идеальный артист, чтобы сыграть придуманного мной персонажа. Омар Си обладает тем, за что 90% актеров продали бы душу: он по-настоящему человечен, ему не надо это имитировать. Снимая его, вы видите через объектив камеры, что перед вами хороший человек. Это мне было необходимо. Прекрасный принц идеального детства.

— И он, и вы остаетесь верны французскому кино.

— Я не отчаиваюсь — возможно, однажды я сниму фильм в Голливуде! Но пока что во Франции у меня есть та свобода, от которой наверняка придется отказаться, если я перееду работать в Америку. Возможно, у Омара те же соображения. Но мир меняется. Есть Netflix, другие большие стриминги. Допускаю, что удастся поработать с кем-нибудь из них. 

— Сериал?

— Пока что я предпочитаю элегантность и легкость традиционной киноформы — фильм, не превышающий двух часов. Для тех историй, которыми мне интересно заниматься, лучшей формы я себе не представляю: начало, середина и конец. Даже в философском смысле они ближе к жизни. Разумеется, бывают великолепные сериалы. Может, я и занялся бы однажды каким-нибудь небольшим, серий на шесть, и то скорее в качестве сценариста. А огромные сериалы чаще всего рассчитывают подсадить зрителя на своеобразную иглу, породить в нем привычку. Я не такой зритель. 

— Последний вопрос — Годар видел вашего «Молодого Годара»? Как отозвался?

— Не знаю. Никак. Но давайте будем считать, что это хорошая новость! Никто не знает, как звучит похвала из уст Годара, потому что он никогда никого не хвалил. Так что буду радоваться его молчанию.