Привет! Мы посылаем вам «Сигнал».

В пятидесятый раз. Да, у нас сегодня маленький юбилей. Поздравления, пожелания и идеи принимаются по адресу signal@meduza.io. Мы любим ваши письма и благодарны за них. Они очень поддерживают все эти месяцы. 

Сегодня мы расскажем вам об учебнике истории. А точнее, о том, почему российские власти интересуются историей больше, чем любым другим школьным предметом. Хотите сделать нам подарок к юбилею — перешлите это письмо тем, кто еще не подписан на «Сигнал» и кому может быть интересно то, что мы пишем. А если вы впервые нас читаете — подпишитесь на сайте «Медузы».

Учебник истории

После начала полномасштабного вторжения в Украину российские чиновники и политики в очередной раз озаботились проблемами преподавания истории. При российском министерстве образования и науки появился Совет по развитию исторического образования. Министр просвещения Кравцов провозгласил, что с нового учебного года школьников будут учить отечественной истории с первого класса. Издательство «Просвещение» стало изымать из учебников упоминания Украины. 

Наконец, министерство просвещения и думский комитет по просвещению задумали закрепить в федеральном законодательстве единые образовательные программы и подготовить соответствующую единую линейку учебников (сейчас то и другое утверждается на уровне каждой школы). Специально про гуманитарные предметы, в частности про историю, авторы этого проекта не говорят, но нетрудно догадаться, какие именно программы они хотят сделать «едиными» в первую очередь.

В РОССИИ ОПЯТЬ ХОТЯТ ВВЕСТИ ЕДИНЫЙ УЧЕБНИК ИСТОРИИ?

Похоже на то. Первая попытка была в 2013 — 2014 годах. Закончилась она, в общем, бесславно.

Тогда инициатива создания «единого учебника истории» исходила лично от Путина. Подразумевалось, что для каждого класса с 6-го по 11-й будет написан один учебник, по которому должны будут учиться школьники по всей России. Разъясняя эту инициативу, президент сетовал, что учебников слишком много и в них пишут невесть что. Как обычно, примеры он приводил из описания Второй мировой войны: мол, Сталинградская битва освещена неправильно, да и «вообще непонятно, кто войну выиграл».

Разработку единой концепции преподавания истории в школе курировал тогдашний спикер Госдумы (ныне глава Службы внешней разведки) Сергей Нарышкин, который также возглавляет Российское историческое общество. Рабочую группу возглавлял научный руководитель Института всеобщей истории РАН Александр Чубарьян. 

Видные ученые, работавшие под началом Чубарьяна, насчитали больше тридцати «трудных вопросов» русской истории. Например, Чубарьян говорил, что происхождение древнерусского государства оказалось «трудной темой, особенно с учетом позиции наших украинских коллег». В подробности он вдаваться не стал, но их несложно реконструировать. «Украинские коллеги», скорее всего, настаивали на том, что Киевская Русь «принадлежит» к украинской, а не к российский или к «общей» истории. Это центральный тезис основателя украинистики Михаила Грушевского, прямо противостоящий тезису об историческом единстве русских и украинцев и до сих пор вызывающий острые дискуссии — не только политические, но и научные.

Другой пример — оборот «система зависимости русских земель от ордынских ханов». Его предложил Антон Горский — один из наиболее авторитетных специалистов в этой сфере. Разработчиков концепции немедленно заподозрили в том, что они исключают из истории понятие «монголо-татарское иго», пойдя на уступки татарским националистам. Горский настаивает, что «система зависимости» — выражение и более нейтральное, и давно устоявшееся в науке, и, самое главное, более точное, а национально-политическая конъюнктура тут ни при чем.

Разумеется, попали в число «спорных вопросов» и «роль Ивана Грозного в русской истории», и «причины, особенности, последствия и цена петровских преобразований», и «причины, последствия и оценка установления однопартийной диктатуры и единовластия И. В. Сталина». 

Новую концепцию преподавания истории России в школе утвердили уже в январе 2014 года. Каких-то особых нареканий в профессиональном сообществе историков она не вызвала. Предполагалось, что уже к началу 2014/2015 учебного года появится и собственно единый учебник. Однако меньше чем за неделю до начала учебного года министр образования Дмитрий Ливанов заявил, что единого учебника не будет. Мало того, его якобы и не предполагалось — предполагался только «единый историко-культурный стандарт», а учебников, которые ему соответствуют, может быть несколько. 

Это была, конечно, манипуляция, причем неловкая: изначально Путин недвусмысленно говорил именно о едином учебнике, а ни о каком не о стандарте. Что случилось с этой идеей «по дороге» — так и осталось не до конца понятным. Возможно, дело в том, что утвержденная концепция была, как ни крути, «нарышкинская», а Сергей Нарышкин, прямо скажем, не единственный человек в окружении Путина, имеющий собственные представления об истории. 

Кроме того, в промежутке между утверждением концепции и началом учебного года случилось присоединение Крыма, и Путин потребовал осветить эти события в учебнике. Да и вообще, многие исторические вопросы вдруг приобрели совершенно новое звучание. 

Еще одна версия связана с тем, что школьные учебники — это еще и большой бизнес. На рынке доминирует издательство «Просвещение», подконтрольное структурам друга Путина Аркадия Ротенберга. Среди учебников по истории, ныне включенных в официальный федеральный перечень, все, кроме одной линейки, издает «Просвещение». Редактор этой линейки-исключения — Юрий Петров, директор Института российской истории РАН. По статусу главы профильного академического института, именно ему полагалось бы руководить созданием единого учебника. Однако эта роль (по крайней мере, на начальном этапе) досталась Чубарьяну из Института всеобщей истории (а «всеобщая история», по странноватой академической традиции, это история всего мира, кроме России). Какая подковерная борьба между издательствами и институтами за всем этим скрывается, остается только догадываться.

НО ПОЧЕМУ ГОВОРЯТ ТОЛЬКО ОБ УЧЕБНИКЕ ИСТОРИИ? ЧЕМ ХУЖЕ ЛИТЕРАТУРА Или ФИЗИКА?

Пристрастие Путина и многих людей из него окружения к истории кажется почти болезненным. Но некоторые основания для такого пристрастия можно обнаружить. 

Французский философ и историк Эрнест Ренан в классическом эссе «Что такое нация» (1882) утверждал, что национальная идентичность — это в первую очередь осознание общего прошлого. Если исходить из этой идеи, не будет большой натяжкой утверждать, что главные «строители нации» — это именно школьные учителя истории и литературы, через которых представления об общем прошлом и об общем культурном каноне распространяются в массах и передаются из поколения в поколение.

Стало быть, учебник истории — один из важнейших политических документов в любом государстве. Собственно, сторонники идеи единого учебника, включая Путина, говорят об этом вполне откровенно. Например, декан истфака МГУ Сергей Карпов в 2013 году призывал «не бояться» преподавать тот взгляд на историю, который соответствует «геополитическим интересам России» (что бы это ни значило). Архимандрит (ныне епископ Псковский и Порховский) Тихон (Шевкунов) настаивал, что в едином учебнике «необходимо представить пантеон героев, не побояться этого, не побояться осуждения, криков либеральной общественности. Этот пантеон героев воспитает людей». Иными словами, при помощи единого учебника предполагалось воспитывать таких граждан, какие нужны государству. 

Сейчас, когда эта тема снова всплыла, сенатор от Севастополя Екатерина Алтабаева заявила: «Ситуация в стране требует особого отношения к качеству преподавания и содержанию учебников по гуманитарным дисциплинам: истории, обществознанию, русскому языку и литературе. Сегодня это одна из составляющих национальной безопасности страны».

Подобное пристрастие к истории — не чисто российская (и уж точно не чисто путинская) особенность. Британский историк Нил Фергюсон настаивает: в коридорах власти говорят не на языке политики или экономики, а на языке истории. Руководители государств предпочитают позиционировать себя не относительно тех или иных доктрин и идеологий (скажем, как либералов или консерваторов), а относительно исторических героев и событий (Путин, например, недавно с явным удовольствием сравнивал себя с Петром I). Иными словами, столкнувшись с какой-то дилеммой, правитель вряд ли станет спрашивать себя, что порекомендовал бы Адам Смит или даже Иммануил Кант. Скорее он спросит себя: как поступил бы на его месте любимый исторический персонаж?

МОЖНО ЛИ НАПИСАТЬ УЧЕБНИК ИСТОРИИ БЕЗ ПРОПАГАНДЫ?

Кажется, что, по крайней мере в теории, это довольно просто — отдать дело на откуп ученым и не подпускать к процессу политиков и чиновников. Но на практике, например в США, тоже получается не очень хорошо. Историки там жалуются на то, что содержание школьных учебников (в каждом штате там свой) во многом зависит от того, какая партия более популярна. И даже, если представить, что автор свободен от партийных предпочтений, он не может избавиться от собственного видения прошлого, и учебники, как правило, становятся однобокими. Проблема в самой идее учебника как ключевого способа рассказывать о прошлом.

Авторы учебника по истории создают определенный нарратив, то есть последовательное повествование. В нем четко выделяются сюжетные линии («политическое развитие», «социально-экономическое развитие», «культура»), протагонисты, антагонисты, и так далее. В этот нарратив, как и в любой другой (будь то роман или анекдот), «зашито» некое представление о том, что важно и что неважно, что хорошо и что плохо, кто герой, а кто — антигерой. 

Современные ученые-историки такие нарративы, как правило, не создают, понимая, что это неизбежно упрощает прошлое до степени искажения. Исследователи не рассказывают о том, «как все было на самом деле», они доносят до читателя тот взгляд на исторические события, который содержится в том или ином историческом источнике. Научная история — это способ думать: доискиваться первоисточников, отличать факты от интерпретаций, абстрагироваться от собственных представлений о важном, должном и правильном. И это всегда приглашение к разговору, а не окончательное высказывание. 

Именно учебные комплексы, при работе с которыми учащиеся должны не воспроизводить затверженные «истины», а самостоятельно анализировать источники, призывают создавать европейские ученые. До тех пор любой учебник истории можно будет с большим или меньшим основанием считать пропагандистским: консервативным, либеральным, имперским, националистическим, социалистическим — принцип один и тот же.

Может показаться, что при современном уровне развития коммуникаций это не такая уж большая проблема. В 2015 году в интервью «Медузе» один из самых уважаемых современных историков Карло Гинзбург задавался вопросом: «В обществе, где доступ к интернету является реальностью, […] возможна ли попытка контроля за восприятием истории?» Подразумевалось, что нет. 

Проблема лишь в том, что для того, чтобы найти в интернете какую-то «неподконтрольную» версию истории, нужно для начала захотеть ее найти. Возможностей для этого действительно великое множество: целые библиотеки, научные журналы с открытым доступом, тематические сайты. Их качество — вопрос отдельный, нам сейчас важен факт «неподконтрольности», «альтернативности». Но чтобы этими возможностями воспользоваться, требуется пусть минимальное, но усилие со стороны конкретного человека. 

Если же конкретному человеку это не интересно, он остается с теми историческими познаниями и взглядами, которые «предустанавливаются» в школе. До поры до времени к ним можно относиться иронично, их можно даже забыть, но ассоциации и оценки «по умолчанию» идут именно из школы: если Петр Первый — то «прорубил окно в Европу», если Наполеон — то «сгинул под Москвой», если Горбачев — то «развалил СССР». И эти ассоциации не то чтобы в корне неверны — они скорее крайне упрощены и неполны.

Но именно с помощью этих ассоциаций Кремль и управляет российским обществом: в нужные моменты заставляет вспомнить эти «школьные истины» и поверить в то, что кто-то пытается их оспорить. Так и происходит мобилизация «молчаливого большинства» против очередного врага.

НЕОЖИДАННОЕ ОТКРЫТИЕ, КОТОРОЕ МЫ СДЕЛАЛИ, ПОКА ПИСАЛИ ЭТО ПИСЬМО

Вы тоже наверняка слышали об учебниках истории Украины, в которых написано, что Черное море выкопали древние укры. Если спросить, что же это за учебники, могут предложить прочесть изданную в 2006 году Эдмунда Квасива «История укров от колыбели до наших дней». 

На самом деле Эдмунд Квасив — вымышленный персонаж украинского скетч-шоу «Українці афігенні». «Сигналу» не удалось выяснить, по глупости или по злому умыслу российские интернет-тролли (а также российское телевидение) выдают украинскую самосатиру за чистую монету. Никакие «древние укры» в школьных учебниках, разумеется, не встречаются.

ПОСТСКРИПТУМ

Почитайте историю либертарианца Всеволода Осипова: как его завербовали Центр Э и ФСБ, как он был внедренным агентом в штабе Романа Юнемана на выборах в Мосгордуму в 2019 году — и как следил за политическими эмигрантами из России в Грузии. Осипов перестал отвечать на сообщения силовиков после 24 февраля. «Если я до этого считал себя не очень хорошим человеком, то тут вообще гнидой последней», — рассказывает он спецкору «Медузы» Кристине Сафоновой.

Мы послали вам «Сигнал» — теперь ваша очередь. Отправьте это письмо своим друзьям и близким. Знание — сила. Будущее — это вы. 

Хотите, чтобы мы изучили и объяснили явление или понятие, которое вы сами заметили в новостях? Напишите нам: signal@meduza.io

АРТЕМ ЕФИМОВ