Привет! Мы посылаем вам «Сигнал».

Простите, что припозднились. Оно о неравенстве — о том, почему его все время норовят рассчитать и почему оно на самом деле сложнее самой изощренной математической формулы. Перешлите это письмо тем, кому это, по-вашему, может быть интересно. Подпишитесь на рассылку, если читаете нас впервые. У нас также есть твиттер и телеграм, где можно прочитать краткие пересказы предыдущих выпусков.

НЕРАВЕНСТВО

Многие российские высшие чиновники, включая Владимира Путина, привержены конспирологической теории о «золотом миллиарде» (мы раньше посвятили ей отдельный выпуск). Президент РФ то и дело вспоминает ее, обличая «коллективный Запад» с его стремлением к глобальному доминированию. В основе этой теории — нехитрое наблюдение: некоторые люди и некоторые страны живут лучше, чем другие. Иными словами, «золотой миллиард» — это конспирологическое осмысление вполне реальной проблемы глобального неравенства.

При этом Путин признает, что проблема неравенства существует и внутри России. Он даже провозглашает ее решение «одной из наших основных национальных целей». Для президента «неравенство» и «бедность» — почти синонимы. Однако имущественное неравенство — лишь частное проявление (хотя, конечно, очень важное) системной проблемы. 

НЕРАВЕНСТВО — ЭТО КОГДА У КОГО-ТО БОЛЬШЕ ДЕНЕГ?

Да, но на самом деле нет (позволим себе такой парадокс).

Дискуссия о неравенстве почти всегда сводится к разговору о том, у кого больше денег. Главным образом потому, что деньги — в отличие от многого другого — можно посчитать. Если опираться на измеримые показатели вроде годового дохода, ВВП, процента с капитала и тому подобного, разговор становится предметным. Или, по крайней мере, возникает такая иллюзия. 

Более или менее общепринятый (и относительно легко измеряемый) индикатор благосостояния человека — это уровень дохода. Именно от него в наибольшей степени зависит не только уровень, но и образ жизни: у людей с относительно высокими и относительно низкими доходами разные не только возможности, но и потребности.

Для измерения неравенства доходов придумано множество метрик. Самая знаменитая — коэффициент Джини: в гипотетической стране, где все доходы распределены между всеми людьми поровну, он равнялся бы 0, а если бы все доходы получал один человек — 1. В России он составляет примерно 0,37; в США — 0,41; в Дании — 0,28; в Южной Африке — 0,63. Правда, методологию коэффициента Джини нередко критикуют: считается, что эта метрика излишне фокусируется на проблемах среднего класса и практически не учитывает разрыв между самыми богатыми и самыми бедными. А также оставляет за скобками общий уровень удовлетворенности жизнью и социальные настроения. 

Отношение Пальмы (в честь современного чилийского экономиста Хосе Габриэля Пальмы) — это доходы 10% самых богатых людей, деленные на доходы 40% самых бедных. Исключая из расчетов средний класс, оно подчеркивает разрыв между «верхами» и «низами» — и тот факт, что этот разрыв растет и местами уже превратился в непреодолимую пропасть. 

Есть еще индекс Тейла, индекс Аткинсона и много других метрик неравенства — у каждой свои преимущества и свои недостатки, свои сторонники и противники. Но более или менее все они показывают, что в последние десятилетия повсюду в мире неравенство доходов растет. Пандемия ковида, кстати, усугубила этот тренд: крайне бедных людей из-за нее стало в мире на 120 миллионов больше.

Но неравенство не сводится только к разнице в доходах. Как бы ни хотелось считать, что доходы каждого человека зависят исключительно от его талантов и работоспособности, это на самом деле не так. Сколько вы будете зарабатывать и как вы будете жить, в значительной степени зависит от того, над чем вы не властны или не вполне властны.

Говорить о каком-то едином неравенстве не совсем корректно: существует множество взаимосвязанных и тесно переплетенных друг с другом неравенств .В какой стране (и даже в какой части света) вы родились и в какой семье, ваш гендер, состояние здоровья, сексуальная ориентация, цвет кожи, религия, акцент и много чего еще — от всего этого зависит в том числе и то, сколько вы зарабатываете. Повторимся: все эти неравенства часто сводят к неравенству доходов просто потому, что в деньгах их можно хоть как-то померить. 

Помните фильм «Красотка»? Героиня Джулии Робертс приходит в магазин, и денег у нее хватает — но ее все равно отказываются обслужить, потому что деньги сами по себе еще не делают ее равной прочим клиентам.

Никакое неравенство не дано «от природы». Еще сто лет назад в США «на обочине жизни» (в том числе и в смысле доходов) были иммигрантские сообщества ирландцев, итальянцев и евреев — а ныне это благополучные группы, хорошо интегрированные в американское общество (Джо Байден — второй после Джона Кеннеди президент, который идентифицирует себя как ирландца). Очень часто именно дискриминация по какому-то более или менее случайному признаку (расовому, этническому или гендерному) если не порождает, то закрепляет неравенство доходов и имущественное неравенство. 

ЧЕМ ОПАСНО НЕРАВЕНСТВО?

Многие журналисты и ученые прямо-таки бьют тревогу: неравенство угрожает политической стабильности, причем разрыв в доходах тут скорее симптом, чем первопричина. Им отвечает не менее стройный хор: вы что, хотите все отнять и поделить?!

Есть некое не всегда проговариваемое, но широко распространенное представление, что неравенство доходов — это естественно. Более того, это хорошо: неравенство и стремление к лучшей доле стимулируют конкуренцию. Все по Адаму Смиту: каждый стремится к личной выгоде, а в итоге производит общее благо.

Экономическая наука за последние сто лет хоть и стала больше походить на точную науку, но в своей глубинной основе остается в первую очередь этической системой. Смит, ее основатель, был по профессии моральным философом. Его ключевая идея, что общее благо — побочный продукт стремления каждого человека к личной выгоде, базируется на представлении, что каждый человек — в первую очередь эгоист. Это не научный факт, а морально-философская позиция. 

За те почти 250 лет, что прошли с публикации «Богатства народов» Смита, экономическая теория, конечно же, сильно изменилась. Но этическая подоплека осталась, в общем, той же. Грубо говоря, если у кого-то нет cеми- или шестизначного дохода — значит, так и должно быть: рынок невысоко ценит то, что он делает, а обижаться на рынок — все равно что обижаться на всемирное тяготение. Некоторые даже скажут: чтобы поправить свое материальное положение, нужно попросту сильнее постараться: сменить работу, получить новые, более конкурентные навыки, найти новую рыночную нишу или придумать не имеющий аналогов бизнес. 

Французский экономист Тома Пикетти еще десять лет назад выдвинул теорию (с которой с тех пор одни яростно спорят, а другие столь же яростно соглашаются), что в современном мире основным источником дохода стал не труд, а капитал. Проще говоря, пассивные доходы с ценных бумаг или даже сдачи в аренду недвижимости — это не только надежнее, но и выгоднее, чем зарплата со всеми бонусами или даже чем запуск с нуля собственного бизнеса.

В результате вернулось почти сословное расслоение общества, где самые богатые — это не те, кто много и хорошо работает, кто талантлив и предприимчив, а те, кто унаследовал или кому дали подержать парочку хороших миноритарных пакетов. Да-да, «Обращение к акционерам „Газпрома“» Семена Слепакова имеет самые серьезные научные основания. 

Главная проблема, согласно Пикетти, вовсе не в том, что у кого-то больше денег, а у кого-то меньше. Дело в том, что тот, у кого нет миноритарного пакета, не сможет получить ни такого образования, ни такой медицинской помощи, ни такой кредитной линии, как счастливый миноритарий — и шансов не то что сравняться с ним по уровню жизни, а хотя бы чуть-чуть сократить разрыв, у него практически нет. И это Пикетти пишет не только о США или своей родной Франции. С разными оговорками он распространяет этот вывод на Россию, Индию и даже Китай. 

Короче говоря, проблема неравенства — это в первую очередь проблема не денег, а политического и экономического влияния.

Показатели уровня неравенства доходов интересно коррелируют не только с другими экономическими показателями (динамикой ВВП, например), но и, скажем, с уровнем демократичности (чем больше демократии — тем равномернее распределены доходы). 

Нобелевский лауреат по экономике Джозеф Стиглиц написал целую книгу о том, что высокий уровень неравенства фундаментально несовместим с демократией. Когда богатство сконцентрировано в немногих руках, именно эти руки фактически контролируют политические институты: где-то посредством прямой коррупции, где-то более затейливо — например, через инструменты лоббизма и финансирования партий.

ПОЧЕМУ ЛЮДИ МИРЯТСЯ С НЕРАВЕНСТВОМ? В РОССИИ, НАПРИМЕР?

Любопытный парадокс: проблема неравенства в наибольшей степени интересует людей в странах, где вопиющего неравенства нет. 

Cоциологи полагают, что чем выше неравенство, тем больше люди склонны верить, что деление на богатых и бедных естественно; иными словами, если ты бедный — ты либо слишком ленивый, либо слишком глупый, чтобы быть богатым.

Жители стран с высоким уровнем неравенства (США, например) чаще склонны сбрасывать со счетов, например, фактор наследства: богатство представляется личной заслугой человека, даже если фактически он получил его от родителей (как Дональд Трамп). 

Отрицание неравенства как системной проблемы, сведение его к личным недостаткам или неудачам отдельного человека более характерно для авторитарных стран. В обществах с высоким неравенством нередко происходит фактическая сегрегация богатых и бедных: они живут в разных мирах, практически не соприкасаясь друг с другом. А люди, которые редко покидают свой социальный круг, чаще других уверены, что неравенство оправдано и естественно. 

Впрочем, в тех обществах, которые ближе других подошли к политическому идеалу равенства, нечто подобное тоже происходит. Люди все реже покидают пределы своих социальных классов. Мы предпочитаем селиться в районах городов, которые нам «ближе по духу» (а на самом деле — по статусу), чаще находим друзей и романтических партнеров «в своем кругу». Своя культура потребления и даже свой жаргон бывают не только у элиты, но и у среднего класса — и они точно так же задают классовые границы.

Бедные люди чаще всего еще и недооценивают собственную бедность и те сложности, которые у них из-за нее возникают. Целые классы винят прежде всего себя за то, что они «недостаточно стараются» и все еще не смогли продвинуться вверх по социальной лестнице. Статистика вообще показывает, что социальные лифты (то есть возможности бедным стать богатыми, а бесправным — влиятельными) в последние годы ломаются повсюду в мире. 

Богатые, со своей стороны, тоже склонны недооценивать, насколько они обеспечены. Они чаще воспринимают себя скорее представителями среднего класса. 

И еще один парадокс (да, в этом письме их много). Некоторые исследователи считают, что чем больше неравенство — тем сложнее осознать его масштабы. Как правило, люди по разные концы кривой распределения материальных благ редко объективно оценивают глубину разрыва между классами. Возможно, это такой защитный механизм: мол, ну не может же быть, чтобы мой доход был тысячу раз меньше. Ну ладно в десять, ну пусть даже в сто — но не в тысячу же! Или это просто недостаток воображения: человеку, который кормит семью на тысячу долларов в месяц, так же трудно представить себе, что можно получать миллион в месяц, как человеку с миллионом — что можно как-то жить на тысячу.

Все это было про мир в целом. А что в России? Во многих отношениях — все то же самое: неравенство — это вообще банальная проблема современности. Разрыв между богатыми и бедными в России заметно выше среднего. Коэффициент Джини (показатель уровня неравенства) сопоставим с американским, тогда как ВВП на душу населения (показатель богатства страны) — в два раза меньше американского. Более того, экономисты предполагают, что больше половины российских капиталов вообще выведено в офшоры — и поэтому любые официальные данные сильно преуменьшают реальный уровень неравенства в стране. 

Конечно, на уровень материального неравенства влияет и география: подушевой ВВП в Ямало-Ненецком автономном округе превышает этот же показатель в Ингушетии в 43 раза. Для сравнения, в Германии эта разница между самой богатой и самой бедной федеральными землями составляет всего 2,4 раза. Все понятно: в Германии и близко нет такого климатического и географического разброса, как между ЯНАО и Ингушетией; но все же 43 раза — это 43 раза. 

Примерно пять лет назад российские социологи обратили внимание на новую тенденцию. Население страны по-прежнему считает самыми острыми проблемами России рост цен, коррупцию и бедность, но подавляющее большинство россиян (84%) все менее терпимо относится к неравенству доходов, считая его «нелегитимным» и «болезненным». Социологи также отмечают, что проблема неравенства стала восприниматься россиянами острее не столько из-за переоценки положения дел в обществе, сколько из-за осознания, как разрыв между богатыми и бедными влияет на их собственную жизненную ситуацию. 

При этом в последние годы вопросы материального неравенства как бы отсутствовали в российской публичной дискуссии (к слову, власти регулярно обещают пенсионерам и/или малоимущим семьям единоразовые выплаты — «чтобы поддержать в трудный час и победить неравенство»). Возможно, отчасти здесь сказывается и советский опыт — некоторые россияне все еще эмоционально вспоминают об «уравниловке». 

Но с другой стороны, Россия занимает 136-е место в индексе восприятия коррупции Transparency International. У секретаря генсовета «Единой России» Андрея Турчака есть вилла в Каннах, а в знаменитом «дворце Путина» в Геленджике — золотой ершик для унитаза, который стоит среднюю пенсию по стране примерно за полгода. Подите-ка втисните это в коэффициент Джини.

НЕОЖИДАННОЕ ОТКРЫТИЕ, КОТОРЫЕ МЫ СДЕЛАЛИ, ПОКА ПИСАЛИ ЭТО ПИСЬМО

Одна из немногих стран, в которой право на материальное и гендерное равенство закреплено в конституции — ЮАР. Вот только, как это часто бывает, декларированное в официальном документе равенство в реальной жизни равенства не приносит. Через тридцать лет после конца апартеида — официальной политики расовой сегрегации — ЮАР все еще остается страной с одним из самых значительных разрывов между богатыми и бедными в мире.

ПОСТСКРИПТУМ

Демографы считают неравенство огромной проблемой, которая, наряду с войной и экономическим кризисом, значительно влияет на среднюю продолжительность жизни в России. Почитайте интервью с Дмитрием Закотянским на «Медузе» о том, как меняется смертность россиян и что на самом деле означают демографические термины и клише (например, «ожидаемая продолжительность жизни») в российском контексте. Мы послали вам «Сигнал» — теперь ваша очередь. Отправьте это письмо своим друзьям и близким. Знание — сила. Будущее — это вы. 

Хотите, чтобы мы изучили и объяснили явление или понятие, которое вы сами заметили в новостях? Напишите нам: signal@meduza.io.

Виталий Васильченко