Привет! 

Мы посылаем вам «Сигнал».

Надеемся, вы хотя бы немного смогли отдохнуть. В нашей ежедневной рассылке мы отыскиваем слова, которые уже превратились в журналистский штамп; явления, о которых все говорят так, будто они знакомы нам с детства. Мы пытаемся выяснить, что же они означают на самом деле. 

Мы будем вам очень благодарны, если вы расскажете о «Сигнале» друзьям — для этого можно просто переслать письмо. Будем рады, если вы поделитесь своими мыслями о рассылке с нами или в своих социальных сетях. 

Трофей

В конце апреля в паблике «Главная дорога | Тверь и область» во «ВКонтакте» появился пост с фотографией внедорожника BMW и пояснением, что он «трофейный сами знаете откуда». Далее следовал вопрос, как его «легализовать», если нет украинских номеров и документов. Вскоре паблик заблокировали.

С первых дней вторжения появляются многочисленные свидетельства грабежей, совершенных российскими солдатами, — частных домов, магазинов, банков. Важнейшие из этих свидетельств были обнародованы белорусским оппозиционным телеграм-каналом «Беларускi Гаюн» еще в начале апреля. Он же назвал имена 16 российских солдат, которые эти посылки отправляли (как минимум одно опознание оказалось, скорее всего, ошибочным).

В соцсетях то и дело пишут, например, об украденных наушниках, обнаруженных на территории, куда отошли российские войска, или о кофте с символикой сборной Украины, выставленной на продажу с комментарием: «Была взята под Броварами [пригород Киева] в качестве трофея». 

Кофта — это «трофей»? А не банальное мародерство?

В нынешней российско-украинской войне обе стороны чаще называют трофеями оружие и военную технику, захваченную у противника. Но согласно Большому толковому словарю русского языка, трофей — это еще и «вещественная память о какой-либо победе, успехе». Поэтому кому-то, видимо, и кофта сойдет. Впрочем, добыча таких «трофеев» действительно очень напоминает мародерство.

Четвертая Женевская конвенция 1949 года прямо запрещает грабежи в зоне боевых действий и на оккупированных территориях (статья 33), а также уничтожение любого имущества, кроме как в случае «абсолютной необходимости для военных операций» (статья 53). Нюрнбергские принципы (документ ООН, в котором постфактум обобщены принципы, которыми руководствовался Нюрнбергский трибунал, судивший нацистских лидеров) относят к военным преступлениям «разграбление государственного или частного имущества… или разорение, не оправдываемое военной необходимостью». 

В Уголовном кодексе РСФСР 1960 года была соответствующая статья с наказанием вплоть до смертной казни. Мародерство там определялось строго: «похищение на поле сражения вещей, находящихся при убитых или раненых». Но была и статья о насилии над населением в районе военных действий, под которым подразумевались «разбой, противозаконное уничтожение имущества… противозаконное отобрание имущества» — и тоже вплоть до смертной казни.

В действующем российском УК таких статей нет. Именно поэтому после публикаций телеграм-канала «Беларускi Гаюн» советник министра внутренних дел Украины Антон Геращенко, а вслед за ним и многие украинские СМИ начали утверждать, что в путинской России «мародерство декриминализировано». Это все же не так: другие статьи российского УК — например, 158-я (кража) — теоретически позволяют привлекать к ответственности за мародерство. 

И все же ключевое слово — теоретически. По этой статье судили, например, четверых солдат, которые украли банковские карты из кошелька генерального секретаря польского Совета по охране памяти, борьбы и мученичества Анджея Пшевозника. В 2010 году он летел одним рейсом с президентом Польши Лехом Качиньским, когда самолет разбился под Смоленском. Солдаты смогли снять 59 тысяч рублей с карт погибшего (Пшевозник носил пин-коды в бумажнике) и потратили их в местном кафе. Из четырех военнослужащих только один получил реальный срок (два года лишения свободы), остальных приговорили к условному наказанию. 

Но даже это скорее исключение. Ни один солдат российских федеральных войск не осужден за грабежи и мародерства в Чечне, хотя они там, по многочисленным сообщениям журналистов и правозащитников (включая Анну Политковскую, «Мемориал»* и Human Rights Watch), были делом рутинным.

Война без мародерства возможна?

Многие столетия назад грабеж, захват рабов и пленных для выкупа был чуть ли не главным смыслом войны. Войны индустриальной и постиндустриальной эпохи ведутся по другим причинам: за территории, ресурсы, сферы влияния, идеологию. 

Гипотетически это должно сокращать уровень грабежа. Но на практике мародерство, вандализм, как и убийства мирных жителей, могут быть сознательной тактикой запугивания противника. Может быть и так, что российские солдаты в Украине срывали злость и досаду из-за отступления, мстили украинцам за ожесточенное сопротивление, которого не ожидали, за гибель сослуживцев. Скорее всего, каждый из этих факторов (плюс безнаказанность) сыграл определенную роль в событиях, развернувшихся на территории Украины. В каких пропорциях — вопрос к следователям.

Журналисты аналитического проекта «База данных» обратили внимание еще и на то, что больше всего посылок, о которых сообщил «Беларускi Гаюн», отправились в Рубцовск Алтайского края — город очень бедный. «Медузе» удалось опознать некоторых военных, отправлявших награбленные грузы; судя по всему, они служат в Росгвардии, занимаются рыболовством и скупкой автомобилей — и не могут похвастаться высокими доходами.

Иными словами, эти военные преступления могли также стать следствием неустроенности мирной жизни. За что, как и за саму войну, несут прямую ответственность российские власти. 

Впрочем, без мародерства не обошлась почти ни одна современная война. В 2003 году во время американского вторжения в Ирак был разграблен музей в Багдаде (в этом обвиняли как и американских солдат, так и местных жителей), и 14 тысяч артефактов оказались на черном рынке. Война в Сирии также привела к взрывному росту черного рынка археологических древностей, таких как античные статуи и мозаики.

Поэтому, в общем-то, единственный путь остановить мародерство — это прекратить воевать.

А дедовские трофейные часы — это тоже мародерство?

Честный ответ на этот вопрос зависит от того, насколько строго следовать формально-юридическому определению. 

О мародерстве мы поговорили, теперь — о слове «трофей». По Национальному корпусу русского языка (огромная база текстов по-русски начиная с XVIII века, составленная лингвистами для исследования развития языка) можно проследить, как менялось его значение. В XVIII и XIX веках этим термином обозначали памятник военной победы: триумфальную колонну, захваченное в бою знамя или даже отрубленную голову вражеского вождя. Петровские, суворовские или кутузовские солдаты при этом вовсе не брезговали мародерством. Толстой — и тот в «Войне и мире» описывал Тихона Щербатого, одно из воплощений «дубины народной войны», как мародера. Но добычу свою те мародеры «трофеями» не называли.

Во время Первой мировой войны газеты со злой иронией называют «трофеями» имущество, награбленное неприятелем — немцами. А уже позже, в текстах участников Великой Отечественной (во фронтовых дневниках, в мемуарах и художественных произведениях) появляются «трофейная масленка», «трофейный аккордеон», «трофейные часики, зажигалки, ножики, шоколад», «трофейный коньяк» и тому подобное. 

Словосочетание «трофейное имущество» тогда часто фигурировало и в приказах командования. При Госкомитете обороны (чрезвычайный орган управления, учрежденный в СССР во время Великой Отечественной) существовал Трофейный комитет, при каждом фронте, армии и дивизии был трофейный отдел. В последние месяцы войны и первые послевоенные годы они занимались тем, что собирали по всей оккупированной территории Германии промышленное оборудование и отправляли его в СССР. 

Борис Черток, один из ближайших соратников Сергея Королева, в своих мемуарах описывал работу одной из таких «трофейных бригад». Он признавал, что именно трофейные чертежи и оборудование помогли СССР достичь лидерства в строительстве ракет и освоении космоса. И это все не говоря о «трофейном кино», показанном в послевоенном советском прокате, и о «трофейном искусстве» в Эрмитаже, Пушкинском и других музеях (кстати, Германия уже несколько лет добивается возвращения вывезенных предметов искусства, на что Россия отвечает ссылками на собственный закон 1997 года, согласно которому все предметы «трофейного искусства» перешли в ее собственность). 

Зная об этой практике, советские солдаты и свою личную добычу стали называть трофеями. Увозить с собой чужое не считалось чем-то предосудительным: про это есть не только в «Прусских ночах» Солженицына, но и в «Василии Теркине» Твардовского. Были и дележ «трофейного имущества», в том числе санкционированный командованием, и отправка посылок с трофеями с фронта домой.

Присвоение трофеев-«сувениров», вроде часов или фляжки, не было принято считать мародерством. Лишь в самых резонансных случаях (да и то не без политической подоплеки) правоохранительные органы СССР брались за расследование. Именно это случилось с попавшим в опалу Георгием Жуковым, которого заподозрили в вывозе из Германии семи вагонов мебели и антиквариата. «Маршал Победы» от этого имущества не отрекался, но утверждал, что получил его не в результате мародерства, а честно купил или получил в подарок. Дело сразу прозвали «трофейным». По нему несколько генералов были расстреляны, другие высокопоставленные военные получили до 25 лет лагерей, а сам Жуков лишился должности главкома сухопутных войск и был фактически сослан в Одесский военный округ.

Но сравнивая действия фронтовиков Великой Отечественной войны и участников «специальной военной операции», нужно все-таки помнить о том, что это совершенно разные войны, в одной из которых Россия (вместе с Украиной) была жертвой агрессии, а в другой сама стала агрессором (напавшим на Украину). 

Открытие, которое мы сделали, пока писали это письмо

Среди советских трофеев Второй мировой войны была «Сикстинская мадонна» Рафаэля — одно из самых знаменитых произведений мировой живописи. Ее вывезли из Дрезденской галереи, и до 1955 года она хранилась в ГМИИ имени Пушкина в Москве. Причем хранилась в запасниках — московской публике ее показали лишь перед тем, как вернуть в Дрезден.

Постскриптум

В апреле четверо студентов Новосибирского городского открытого колледжа попали в полицию за выступления против войны с Украиной. Полицейские написали директору колледжа Сергею Чернышеву письмо с просьбой провести с этими студентами «воспитательную работу». Чернышев не просто отказался, а публично заступился за студентов. Почитайте его интервью «Медузе», в котором он объясняет, что такие письма — это совершенно стандартная практика и как-то на них реагировать, в общем-то, совершенно не обязательно. Тот самый случай, когда ничего не сделать — уже поступок.

Мы послали вам «Сигнал» — теперь ваша очередь. Отправьте это письмо своим друзьями и близким. Знание — сила. Будущее — это вы. 

Хотите, чтобы мы изучили и объяснили явление или понятие, которое вы сами заметили в новостях? Напишите нам: signal@meduza.io 

* Признан «иностранным агентом» в России, этот закон может угрожать и вам лично.

Артем Ефимов